Бог пещер - Страница 38

Бог весть, где встретились, где сошлись они, но вот уже несколько лет они странствовали всюду вместе. Если где-нибудь вы встречали толстого, страдающего одышкой герра Адольфа Бернштейна с прячущимися между припухших красных век маленькими глазками, гоняющегося за каким-нибудь насекомым с сеткой в руках, то вы могли быть уверены, что где-нибудь поблизости находятся и остальные члены компании. В городе они сидят в темной и прохладной комнатушке грязного «бара». За городом вы отыщете их на какой-нибудь полянке у лениво горящего костерка, на огне которого поджаривается на вертеле тушка только что подстреленного южноафриканского зайца или ворчит, кипятясь сердито, старый медный кофейник.

И тогда вы могли бы наблюдать картину: Анри Кайо, задумчиво помешивая обгоревшим сучком головешки в костре, напевает сквозь зубы какой-то старинный романс, говорящий об ивах над сонным каналом, о белокурых голубоглазых девушках, тенью скользящих под угрюмыми сводами старинного готического собора, о белых парусах, маячащих далеко-далеко в морском просторе, о призраках, несущихся с волнами тумана над охваченным дремотой маленьким городком. Рядом сидит, чистя ружье, флегматичный и молчаливый Пит Ван-Ховен. И никто не подумает, глядя на него, что этот человек, сражаясь против англичан, от своих товарищей получил прозвище «истребителя», потому что под его меткими пулями легло в сырую могилу несколько десятков английских солдат.

А кафр Банга, держась несколько в стороне, сидит на корточках, смотрит вдаль странно блестящими глазами и думает. Думает какую-то древнюю, как сам кафрский народ, думу. Видит не то, что расстилается перед глазами, а какие-то странные, кошмарные картины, Бог весть где рождающиеся, плывущие, исчезающие вместе с клубами дыма от умирающего костра, вместе с гаснущими во мгле ночи искрами… И вдруг засмеется. Или вскочит, судорожно сжимая ружье, словно копье, готовясь метнуть его в невидимого для других врага, и крикнет.

Это — слова вызова на смертный бой, насмешки, презрения, кидаемые в лицо крадущемуся в густой траве врагу.

А потом опять опустится на землю, и сидит, охватив мускулистыми руками колени, и как-то качается, словно пьяный.

В общем, это была странная компания, и недаром среди охотников Лимпопо и разведчиков Родезии о всех ее четырех членах говорили, что их всех вместе «связал черт веревочкой».

Весной 1909 года они бродили в окрестностях озера Лунга: Бернштейн получил поручение какой-то берлинской фирмы доставить партию птичьих шкурок, Ван-Ховен воспользовался случаем побродить в непосещаемых еще европейцами областях Южной Африки, Кайо мечтал произвести разведки «на золото» или «на брильянты» и в тысячный раз толковал товарищам, что мифическое «море У-Гала» в действительности не что иное, как болота реки Лунга. А ведь всем известно, что когда-то тут, именно у берегов таинственного «моря», было царство негрского Наполеона, Вай-Гути, о богатствах которого ходит столько фантастических легенд. Вай-Гути, отравленный одной из своих жен, по преданию, погребен на дне могучего потока, и в гроб его положены груды драгоценных камней, собиранием которых он и занимался всю жизнь.

— Камень белой воды — ведь это же алмазы! — резонировал бельгиец. — Тяжелый желтый песок — это, конечно, золото. В общем, было бы очень недурно, знаете ли, отыскать место похорон черного царька. Правда, легенда говорит, что при его похоронах было поступлено точно так же, как когда-то при похоронах Атиллы, или как там звался король каких-то готов или вандалов? Знаете, его наследник отвел в сторону русло реки, в дне была вырыта обширная могила. Над гробом Вай-Гути зарезаны все его триста жен, тысяча невольниц и невольников, три тысячи военнопленных. А затем разрушили плотину, и воды потока хлынули вновь на старое русло, смывая горы трупов и хороня под илом гробницу Вай-Гути.

Но ведь было бы, думаю, не так трудно обнаружить то, второе, искусственное русло? Раз вы определите его, то почему же, например, не попытаться вновь отвести воду таинственной реки, а затем обследовать тщательно дно? В общем, если бы найти серьезные указания на близость погребенного сокровища, то ведь без всякого труда можно будет составить компанию капиталистов. Бельгия задыхается от избытка капиталов, не находящих себе применения. Словом, мы все можем сделаться богатыми, да, очень богатыми людьми!

Эти речи выслушивались, надо признаться, довольно равнодушно: едва ли кто из компании знал бы, что делать с деньгами, если бы, в самом деле, подвернулся случай разбогатеть.

У боэра Питера Ван-Ховена во время кровавой распри с англичанами погибли до последнего человека все его родные и близкие люди, на него часто находило нечто вроде черной меланхолии, и он тогда уходил в пустыню, избегая встречаться с себе подобными, за исключением Банга, Кайо и Бернштейна.

О кафре и говорить не приходилось: он десятки раз мог разбогатеть, потому что у него был какой-то дьявольский нюх на золото, он знал немало уголков, где драгоценный металл можно было без особых затруднений извлекать из недр земли, но он и сам не пользовался этим знанием и другим не желал открывать своих тайн, твердя, что брать золото из земли — страшный грех.

Не знал бы решительно, что делать с богатствами негрского Атиллы, и Бернштейн. Правда, иногда он вслух мечтал о том, что пора бы бросить бродяжническую жизнь, уехать в Германию, купить где-нибудь в окрестностях Гейдельберга, на берегу старика-Рейна, маленькую виллу и поселиться там, доживать последние годы. Комнаты все увешаны трофеями охот в Африке, коллекциями насекомых причудливых, фантастических форм. Пенковая трубка с головой Бисмарка, куда входит за раз чуть ли не четверть фунта душистого табачку. Старый верный друг и неизменный спутник в бродяжестве — сеттер. Камин, где горят, весело потрескивая, поленья сосны или горной ели. Молодая, веселая, ясноглазая, краснощекая певунья и хлопотунья Каролинхен или Марианнхен в качестве домоправительницы… Лихо!